Давно это было. Умерла одна женщина, оставив на мужа малютку дочь по имени Барушка. Был тот вдовец человеком добрым и о том, чтобы снова жениться, и не помышлял. Сам стал стряпать, посуду мыть, стирать, да только видит – Барушка-то у него нечёсаная бегает, одежда на ней поистрепалась.

Делать нечего: надо жениться и привести ребёнку новую мать. К девицам, само собой, присматриваться не стал, а взял вдову, у которой тоже была дочь – Аничка, ровесница Барушки. Вдовец наивно полагал, что мачеха полюбит Барушку так же, как он был готов полюбить Аничку. Но не тут-то было. Мачеха невзлюбила Барушку, видеть её не хотела, слышать не желала. Зато на пастбище выгоняла исправно.

Ни свет ни заря должна была Барушка покидать дом, чтобы дни напролёт пасти гусей. С собой у неё каждый раз была только маленькая картофельная лепёшка. Так и росла девочка тощая – кожа да кости, бледная – краше в гроб кладут.

По вечерам отец возвращался с поля, с грустью наблюдал, как ребёнок тает на глазах, как худеет и сохнет, но не понимал, отчего это происходит. Как-то раз спросил он о причине Барушкиной худосочности жену, так та сказала, что, пожалуй, Барушка слишком быстро растёт.

Девочка и впрямь, хоть и недоедала, а знай себе росла. И хорошенькая стала как картинка. Вот однажды пасла она гусей за селом, и забрели глупые птицы в чужой ячмень, а Барушка так ослабла, что и подняться на ноги не смогла, чтобы выгнать лапчатых. Ничего другого не оставалось сиротке, как сидеть под кустиком и горько плакать. И страшно ей, и больно, а как жалко себя, а как есть хочется! Пришла на память мать-покойница. И Барушка, глотая слёзы, позвала:

– Мама, мамочка моя золотая! Приди ко мне!

Вдруг откуда ни возьмись прилетел птенчик, сел на куст да как защебетал человеческим голосом:

– Ой, Барушка-щеголиха! Будет тебе горевать, отныне я тебе служить буду.

Барушка глаз не могла оторвать от птенчика, так он ей приглянулся. Дрозд не дрозд, сизоворонка не сизоворонка… На зимородка он всего больше походил. Сам синенький, как небо, голосок нежный, как серебро, а пёрышки гладкие, как бархат.

«Это мама мне Зимородка послала», – подумала Барушка и полюбила его всем сердцем. И все страхи свои позабыла.

Прилетал к ней Зимородок каждый день, приносил соты с лесным мёдом на обед и всё напевал:

– Пей, Барушка-щеголиха,
В сотах лакомство несу,
Не узнаешь больше лиха –
Я ж гусяток попасу.

Барушка вскоре совсем ожила, набралась сил, и щёчки у неё порозовели, как яблочки. Даже мачеха заметила и призадумалась: «С чего бы это девчонка пополнела? Не одной, видать, водой да картофельными лепёшками сыта. Надо бы её извести».

Пошла она как-то раз тайком за Барушкой и углядела, что к ней прилетает Зимородок. «Погоди же, я тебе покажу!» – решила злая мачеха и вернулась домой.

Наутро даёт она своей дочери большой вкусный пирог и говорит:

– Сегодня, Аничка, ты погонишь гусей!

Барушка горько-горько заплакала, просила и умоляла, чтобы её послали пасти гусей… Но мачеха, вне себя от ярости, заперла Барушку в курятнике, швырнула ей корочку хлеба и поставила черепок с водой.

В полдень, как всегда, прилетел на лужок Зимородок, увидел Аничку и спрашивает:

– Где Барушка-щеголиха?
В сотах лакомство снесу.
Не знавать ей больше лиха –
Я гусяток попасу.

– В курятнике твоя Барушка, мама её там заперла! – злорадно улыбнулась Аничка, и кусок сдобного пирога исчез у неё за щекой.

Зимородок расправил крылья и полетел к Барушке. Девушка сидела в самом углу курятника, вспоминала Зимородка и плакала так жалобно, что его птичье сердце еле выдержало.

– Не плачь, моя Барушка-щеголиха! – раздалось у неё над ухом.

Барушка подняла голову, а Зимородок уже тут как тут.

– Несу тебе сладкую грушу, Чтоб горечь покинула душу, – весело щебетал Зимородок, выделывал перед ней коленца, и напевал, приглашая пригладить его пёрышки, и обещал, что завтра прилетит снова.

Барушка съела грушу, и вдруг ей стало так радостно на сердце, будто в раю. На следующий день Зимородок прилетел вновь и запел:

– Ой, Барушка-щеголиха,
Я в далёкий край летал,
Чудо-яблочко достал!

Съела Барушка то яблочко, и красота её расцвела, как роза. То-то мачеха удивилась, когда утром снова совала падчерице в курятник черепок с водой и корочку хлеба. Пуще прежнего стала она присматривать за падчерицей. В полдень заприметила мачеха Зимородка. Он летел, неся что-то в клюве. Скоро курятник заполнило его пение, которого мачеха не понимала:

– Ой, Барушка-щеголиха,
Из краёв заморских дальних
Я орех принёс миндаль…

Только допеть он не успел. Мачеха схватила камень и швырнула в певца. Зимородок взмахнул крыльями – только его и видели.

– Погоди, я тебе ещё покажу, зиму лютую призову! – похвалялась мачеха ему вслед, а потом набросилась на Барушку: – Моя бедная Аничка мёрзнет в поле, ходит бледная, как вишнёвый цвет, а ты, лентяйка, нежишься здесь, как принцесса?

Принесла она охапку терновых прутьев, понатыкала в курятник шпилек и игл, сколько влезло, опутала его тёрном, ещё и глиной сверху обмазала – темно стало, хоть глаз выколи. Свернулась Барушка калачиком, и так ей было грустно и голодно… От истощения она даже орешка миндального раскусить не смогла.

Третьего дня на рассвете, когда мачеха ещё спала, снова прилетел Зимородок. Услышал, как Барушка убивается, увидел, что вокруг полно игл, тёрна и шпилек, но не побоялся, найдя лазейку, прорваться внутрь, к сиротке. Был Зимородок весь израненный, ножки подкосились, крылышки истрепались. Пожалела Зимородка Барушка, слёзы горькие над ним льёт. Певец тоже заплакал и печально произнёс:

– Сегодня я прилетел в последний раз.

Слёзы так и хлынули из глаз Барушки. Руки она заламывает, просит и умоляет:

– Зимородок мой синенький, Зимородок миленький, ради всего святого, не оставляй меня!

– Я должен, Барушка-щеголиха, ничего не поделаешь, – грустно ответил Зимородок – он уже не напевал. – Этой ночью пришёл приказ: созывает нас птичий король, ибо зима близко. Все мои пернатые братья улетели, я один остался. Посмотри на меня: раненый, окровавленный… Здесь я погибну. Прощай, больше я не прилечу к тебе, – сказал он и тотчас исчез в неизвестном направлении. Барушка и глазом не успела моргнуть.

Больше Зимородок действительно не прилетал. Барушка без него чуть не умерла от горя. Мачеха сделала её жизнь невыносимой, а отец не слишком заботился о Барушке – не пришёл даже взглянуть на неё и слова не сказал в утешение. И вот, когда стало Барушке совсем невмоготу, она вспомнила о миндальном орешке. Раскусила она его, проглотила и в тот же миг почувствовала в руках и ногах силу. Барушка перестала плакать и жаловаться, развалила курятник, выпрыгнула на травку, побежала к отцу и сказала:

– Я ни минуты здесь больше не останусь, папа! Пора мне в дорогу – искать Зимородка. Без него умру с тоски.

– Зима близко, ты замёрзнешь в пути, – как умел, отговаривал отец, да так и не отговорил.

Барушка стояла на своём.

«Пусть себе идёт, куда хочет, мне будет дома спокойнее», – подумал отец и отпустил дочь в чём была скитаться по белу свету.

Пошла Барушка куда глаза глядят. Под вечер добралась она до дремучего леса, а в том лесу набрела на избушку. Закоченевшей рукой постучалась в окошко.

– Кто это стучит? Добрый человек или злой? – донёсся из домика голос.

– Добрая я, – ответила Барушка.

Дверь отворилась, и на пороге появилась седая старушка.

– Барушка-щеголиха, откуда ты взялась? – признала её старушка и завела в комнату, где было натоплено, как в бане.

– Я ищу своего Зимородка и не могу идти дальше, потому что уже не чувствую ног, – пожаловалась Барушка, потянувшись к печке.

– Здесь тебе нельзя оставаться, – запричитала старушка. – С минуты на минуту вернётся мой муж Ветер. Он вылетел погулять в лес на сон грядущий. Если он тебя здесь увидит, тотчас на куски разорвёт и разнесёт по миру. Надо, чтобы он к тебе привык. Если привыкнет, тогда твоя взяла: и совет добрый даст, и поможет. Спрячься пока вон туда!

Барушка дважды просить себя не заставила и быстро влезла в котёл на печи. Старушка только успела накрыть его деревянной крышкой, как лес зашумел, в дымоходе засвистело, окна и двери затряслись и Ветер со свистом ворвался в комнату.

Фить-фить, ух-ух-ух!
Чую человечий дух!
Кто в дому моём, жена,
Отвечай, ты не одна?

Расчихался Ветер (так в носу ему закрутило), возле печки околачивается, но заглянуть в котёл всё ему невдомёк.

– Не обидишь гостя – покажу, – пообещала старушка.

– И пальцем не трону, коли это хороший человек, – сказал Ветер.

– Хороший, то есть хорошенькая, – улыбнулась старушка и сняла крышку.

Из котла выскочила Барушка.

– А, Барушка! – как старую знакомую приветствовал девушку Ветер, ведь он частенько видел её с гусями на лугу. – Ты, наверное, ищешь Зимородка? Только не видать тебе его как своих ушей. Через три дня он женится.

– Тогда мне нужно со всех ног мчаться к нему, моему любимому Зимородку!

Барушка, глотая слёзы, сорвалась было бежать.

– Переночуй у нас, отдохни, а утром я тебя провожу. В одиночку тебе не поспеть, – рассудил Ветер.

Барушка до утра не сомкнула глаз, встала раньше солнца и очень просила Ветер показать ей дорогу.

– Обувай-ка эти сапоги-скороходы и держи путь на восток. Увидишь избушку точь-в-точь как наша. Там живёт мой брат Месяц. Передай ему поклон, и он скажет, куда идти дальше, – наставлял на лету Ветер.

Добрая старушка научила девушку, что надо обувать волшебные сапоги на босу ногу. А потом протянула ей такую же грушу, как некогда приносил Зимородок, со словами:

– Эту грушу разрежь, когда тебе будет трудно.

Барушка от всего сердца поблагодарила жену Ветра, положила грушу в сумку и тронулась в путь. С каждым шагом девушка преодолевала десять миль, так что шагалось ей весело.

Под вечер она оказалась перед нужной избушкой.

Месяц стоял у окна, снаряжаясь в дорогу, а жена его знай себе приговаривала:

– Свети хорошо!

– Да это же Барушка к нам пришла! – улыбнулся Месяц, прежде чем девушка успела передать братский поклон от Ветра. – Ты, наверное, ищешь своего Зимородка? Увы, больше ты его не увидишь: два дня осталось до его свадьбы.

Как услышала эти слова Барушка – горько заплакала.

– Не плачь, бедняжка, – Месяц погладил её по голове, – отдохни у нас, поспи. Утром я вернусь и помогу в твоей беде.

Барушка едва дождалась рассвета. Когда под утро заметно похудевший Месяц вернулся домой, девушка уже была на ногах.

– Вот тебе чудо-сапожки – обувай и держи путь на восток. Увидишь избушку точь-в-точь как наша. Там живёт мой брат Солнце. Передай ему поклон, и он скажет, куда идти дальше. А теперь поспеши.

Жена Месяца помогла Барушке обуть новые сапожки – такие лёгкие, что можно было натянуть их на первые. И дала в дорогу яблочко того же сорта, что приносил ей Зимородок:

– Это яблочко разрежь, когда попадёшь в беду.

Барушка поблагодарила добрую женщину за всё и отправилась в путь.

Ступалось ей очень легко, ведь каждый шаг теперь равнялся двадцати милям. Но прошло немало времени, прежде чем Барушка смогла разглядеть притаившуюся за высокой ледяной горой избушку. Она вся светилась изнутри. Войдя, Барушка застала Солнце дремавшим на лежанке.

– А, это ты, Барушка? Не скрою, я ждал, когда ты пожалуешь. Как раз вовремя пришла. Ищешь ты своего Зимородка, но завтра у него свадьба в птичьем городе.

– А как мне попасть в этот город? – поинтересовалась Барушка.

– Одной – никак. Переночуй у нас, а утром я тебя проведу.

Жена Солнца постелила Барушке на полу, и девушка забылась беспробудным сном, едва коснувшись подушки.

– Вставай скорее, Барушка! – тормошило её Солнце, полностью готовое в дорогу. – Обувай мои сапоги-скороходы и следуй за мной!

Жена Солнца помогла Барушке обуть третью пару волшебных сапог поверх первых двух. А потом сунула ей в ладонь орешек – такой же приносил Барушке Зимородок – и прошептала на ухо:

– Спрячь хорошенько этот орешек и расколи, когда настанет для тебя чёрный день.

Барушка не успела даже толком поблагодарить. Сделала она шаг – тридцать миль остались позади. Сделала второй – ещё тридцать! Только Солнце куда быстрее катилось, и девушка с большим трудом за ним поспевала.

С каждым шагом пейзаж менялся. Позади остались снега и льды. Вот и травка зазеленела. Деревья зацвели. Цветы заблагоухали. Земля напоминала рай. Полуденное Солнце осветило перед Барушкой удивительный город: красивые дома, высокие башни. Серебряным звоном звонили колокола. Люд честной спешил в город. Солнце на минуту спряталось за тучу, и Барушка, как во сне, спросила:

– Куда вы спешите, люди добрые?

– В птичий город, на свадьбу Зимородка! Царь отдаёт за него свою дочь! – охотно ответил кто-то из толпы.

Сердце замерло в груди у Барушки, ноги отказались ей повиноваться. Простояла сиротка какое-то время как вкопанная и наконец последовала за ликующим людом. Дорога уже не мелькала у неё под ногами, и, посмотрев вниз, Барушка увидела, что она босая. Такой она покидала отчий дом. Девушка со всех ног бросилась бежать, но, когда добралась до костёла, молодых уже обвенчали. Свадебный пир во дворце обещал длиться целых три дня.

– Неужели опоздала?! – Сердце Барушки упало.

Протиснувшись сквозь толпу, она увидела своего Зимородка. Его блестящее синее оперение так и переливалось на солнце, когда он шёл под руку с царевной. Сердечко Барушки затрепетало от радости, голос её сорвался на крик:

– Это мой Зимородок, это мой дружочек миленький!

Но каждый, кто имел во рту язык, славил молодожёнов, и крик её утонул во всеобщем ликовании. Зимородок не услышал Барушку. А люди всё прибывали и прибывали. В первые ряды девушке протолкаться не удалось, свадьба прошла мимо. Осталась Барушка одна-одинёшенька. Села она, как нищенка, на ступенях костёла и горько заплакала:

– Бедная я, несчастная, всё пропало, слишком поздно я пришла!

«Эту грушу разрежь, когда тебе будет трудно», – будто над самым ухом услышала Барушка.

Сунула она руку в сумку и вытащила грушу. Разрезав плод ножичком, она достала из сердцевины серебряное платье – тоненькое, как паутинка! И туфельки, и чулочки – всё-всё там было. Наспех переодевшись, сиротка застучала каблучками по городской мостовой. Каждый встречный на Барушку засматривался, будто отродясь такой красоты не видал.

Подошла Барушка к царскому дворцу, где за ломящимися от яств столами пировали гости, и остановилась на лужайке под окнами. Ветерок играл её платьем. Купаясь в солнечных лучах, она и сама напоминала светило – звёздочка ясная, не иначе. Тут вышла из дворца царевна – интересуется:

– Красивое у тебя платье, лучше, чем у меня. Может, продашь?

– Продам, – говорит Барушка.

– И сколько же ты хочешь за него?

– Одно словечко с твоим женихом наедине.

– Да хоть бы и десять! – засмеялась новобрачная и пригласила Барушку прийти под вечер во дворец и принести платье.

А сама за столом знай подливает Зимородку хмельного птичьего вина… Когда вечером Барушка пришла и заговорила со своим дружочком Зимородком, одурманенный, он молча лежал бревном. С тяжёлым сердцем отдала Барушка серебряное платье царевне, а сама в оборванном зипуне с сумой через плечо заковыляла назад к костёлу. Села там на порог и закручинилась: «Что ж теперь дёлать?»

«Это яблочко разрежь, когда попадёшь в беду», – будто над самым ухом Барушки прошептала жена Месяца.

Пошарила Барушка в сумке и нащупала яблочко, разрезала на две половинки, а из него платье огненно-золотое выпало. Нарядилась Барушка в золотое платье и пошла прямёхонько к царскому дворцу.

Гости всё ещё сидели за столами, всякие диковинные блюда ели, мёд-пиво пили, праздно переговаривались. На улице под окнами играл оркестр, народ танцевал и пел. Когда Барушка приблизилась, все так и обомлели: до того она была красива.

– Что хочешь за это платье? – снова подошла к Барушке новобрачная.

– Сказать одно словечко твоему жениху.

– Хотя бы и десять! Приходи ко мне вечером!

Снова напоила царевна Зимородка, да так, что он и слова не мог сказать. Вечером, когда пришла к нему Барушка, он и имени своего не помнил. Напрасно будила его сладкими речами, напрасно уговаривала, напрасно журила.

Утром скинула Барушка с себя огненно-золотое платье, отдала царевне, а сама нищенкой побрела в костёл. Опустилась сиротка на колени перед алтарём и стала горячо молиться. И вдруг вспомнила об орешке.

«Расколи, когда настанет для тебя чёрный день», – услышала она шёпот супруги Солнца.

Отошла Барушка в уголок, вытащила ножичек, нащупала в сумке орешек и расколола его. Барушка даже зажмурилась – бриллиантовые одежды из орешка так и слепили глаза. Лёгкие и воздушные, они сверкали, как роса под утренним солнцем. Когда Барушка вышла из костёла, они переливались всеми цветами радуги.

Весь город любовался Барушкой, и она уверенно шла прямо к царскому дворцу. Гости из последних сил предавались веселью, кто во что горазд: песни, танцы, свист…

Барушка, словно свежая роза, наполнила дворцовый сад благоуханием.

– Что хочешь за бриллиантовые одежды? – выскочила к ней раскрасневшаяся новобрачная.

– Одним словечком с твоим женихом перемолвиться.

– Даю тебе десять! – захохотала царевна и велела Барушке прийти вечером, когда закончится пир.

А тем временем Зимородок заподозрил неладное: зачем царевна что ни день поит его птичьим вином? Ни слова никому не говоря, привязал он на груди под клювиком кожаный мешочек, чтобы рюмку за рюмкой мимо горла проносить. Вечером, будто бы одурманенный, лёг в постель и притворился спящим, а сам ждал, что будет дальше. И этого стоило ждать! Дверь тихонько отворилась и затворилась за кем-то. Зимородок услышал лёгкие шаги возле своей кровати. Хотел было вскочить на ноги, как вдруг знакомый голос запричитал:

– Ой, проснись, пробудись, мой Зимородок, мой дружочек миленький!

– Барушка? Ты?! – воскликнул Зимородок.

Он смотрел на Барушку в лунном сиянии и не мог налюбоваться: в бриллиантовых одеждах она была чудо как хороша.

– Как же ты сюда добралась? Кто указал тебе путь? – защебетал Зимородок, и Барушка охотно поведала ему всё, что с ней произошло.

– Милая Барушка, ты – моя суженая! И в мыслях у меня не было царевну за себя брать – страх как прилипчива! Но птичий царь не оставил мне выбора. А теперь мне и царь не указ! Ветер, Месяц и Солнце – это мои братья. Ветер научил меня летать, Солнце – дышать, а Месяц – петь. Как только наступит утро, пойдём вместе к царю.

Светало.

Птичий царь сидел на троне и напевал, когда в его покои влетел Зимородок – один, а Барушку за дверью дожидаться оставил.

– Что привело тебя ко мне так рано? – улыбнулся царь зятю.

– Дорогой тесть, – начал Зимородок, – я хотел бы спросить твоего совета…

– Спрашивай!

– Однажды я потерял золотой ключ от заветного замка и нашёл новый, но серебряный. Теперь отыскался золотой, и у меня два ключа, а это нехорошо. Какой из них, по-твоему, мне стоить выбросить?

– Новый, – недолго думая, рассудил царь.

– Войди, – позвал Зимородок, и в комнату шагнула Барушка в бриллиантовых одеждах.

У старого царя дух перехватило от такой красоты.

– Это и есть первый и настоящий ключ от моего сердца, – сказал Зимородок.

Только теперь смекнул царь, что к чему.

– Уйди с моих глаз! – закричал он и, обнажив меч, шагнул к Зимородку.

В мгновение ока Барушка оказалась рядом с любимым, сжала его в объятиях и положила голову ему на грудь. Отстранившись, девушка увидела перед собой не Зимородка, а прекрасного рыцаря с синим пером на шляпе.

На плечах у него переливался всеми цветами радуги длинный плащ, на боку висела шпага, а на ногах были три пары сапог-скороходов – сапоги Ветра, сапоги Месяца и сапоги Солнца.

Не успел птичий царь опомниться, как рыцаря с Барушкой уже и след простыл. Продали они бриллиантовые одежды, купили на вырученные деньги роскошный дворец и Барушкиного отца к себе позвали. Старик, конечно, согласился. Свёл Барушку под венец – тут и сказочке конец.